***
Один из моих котов (а у меня их три) необычайно любит людей. Своих, конечно, людей. От посторонних прячется и отношения поддерживает только с избранными. Не знаю, кстати, по какому принципу он отбирает достойных. Кот по имени Тихон всегда рад своему человеку. Человек просто проходит мимо, но Тихон, даже если он секунду назад крепко спал, просыпается тут же, щурит глаза, переворачивается на спину, чтобы подставить для поглаживаний пузцо.
Он довольно-таки тучный, кстати сказать, кот, и пузцо у него мягкое.
И, конечно, Тихон при этом принимается громко хрюкотать. Не люблю слово «мурлыкать» — оно, мне кажется, бедноватое какое-то. Мои коты именно что хрюкочут. На этом настаиваю.
Приемы, конечно, нехитрые, но этого достаточно, чтобы человека очаровать. Человек садится рядом и начинает чесать пузцо Тихону, произнося при этом глупые речи. И что-то внутри у человека случается при этом, конечно. Но вообще это только начало долгого разговора.
***
Город, как помнят, наверное, поклонники фильма «Брат», — это злая сила. Но на самом деле все, разумеется, сложнее. Воздух города делает свободным, — говаривали еще в средние века. И тут ведь дело не только в том, что стены города способны защитить от претензий слишком жадного сеньора, которому и вола твоего подавай, и осла, да и жену, если смазливая. Просто деревня — это территория, где приватность немыслима. Все знают друг друга, и все друг про друга тоже все знают. Там человек всегда на виду.
Воздух города делает свободным от навязчивого внимания родных и соседей. Но у этой свободы есть своя обратная сторона. Тут слишком много людей, и ты ровно потому и свободен, что всем на тебя плевать. Буквально — нет никому до тебя никакого дела. За свободу во всеобщем равнодушии расплачиваешься одиночеством.
Мир давно урбанизировался, большинство людей иной реальности, кроме городской, не знают, они сразу и рождаются в это свое одиночество, и живут в нем. И страдают, конечно, и пытаются его преодолеть.
***
Есть ведь люди — любимые, друзья, просто знакомые. Иногда и разговор с человеком вовсе не близким — отличный способ заболтать собственные страхи. Все это выстраивание связей — давно уже не ради выживания (перед жителем относительно благополучной страны задача выживания не стоит, по крайней мере, пока, хотя, конечно, политики над этим работают, благодетели наши). Не ради продолжения рода (нет такой задачи именно как задачи, не формулирует ее для себя нормальный городской житель к печали тех, кто озабочен проблемами с демографией). Все — ради преодоления одиночества. Ради заполнения безжалостной и темной пустоты.
Есть с некоторых пор социальные сети, создающие иллюзию, что целый мир у тебя в кармане и любые собеседники доступны. Саша Черный написал когда-то:
Бабкин смел, — прочел Сенеку
И, насвистывая туш,
Снес его в библиотеку,
На полях отметив: «Чушь!»
Сенека, конечно, умер вовремя, соскочил, но я, в отличие от воспетого поэтом Бабкина, могу непосредственно Славою, например, Жижеку сообщить, что очередной его опус — чушь.
Вот только точно ли мне это помогает как-то с пустотой справиться?
***
Не знаю, волк ли человек человеку, пожалуй, все-таки, не всякий человек человеку волк. Но всякий человек для человека сложен. И чем больше мы живем, чем больше узнаем о себе и людях, - наблюдая, читая или прорабатывая, по нынешней моде, собственные травмы со специалистами, - тем больше у нас поводов людей опасаться. Всех. Включая самых близких и самых любимых. Близким и любимым-то, как раз, проще тебя задеть, проще сделать больно — чаще всего случайно, без всякого желания. Именно потому, что они рядом и потому что их слова важны. И чем настойчивее ты разрушающему одиночеству противостоишь, чем отчаяннее воюешь против внутренней пустоты, тем уязвимей становишься.
Тут-то и выходит на сцену Кот.
Хотя правильнее было бы для начала сказать – Зверь. Разные звери приходят на эту войну. Крысы, хомячки, даже ящерицы. Птицы, конечно, птицы. Комичные и мудрые попугаи, канарейки и прочие певчие… В дореволюционной России, особенно у купцов, была настоящая мода на птиц, знатоки собирались к счастливому обладателю голосистого соловья послушать дивное пение, а в некоторые трактиры ходили не столько ради кухни, сколько ради птиц в клетках.
Собаки, разумеется, собаки. Но главный все-таки – Кот.
Попробую, прочих зверей не обижая, объясниться. Но для начала скажу — любите зверей ваших. Любых. Звери вообще лучше, чем люди.
***
В деревне кот был нужен. Вопреки пасторалям, сельский мир вообще предельно прагматичен. Кот бился с крысами, кот защищал амбар. Его, как правило, даже и не кормили, -— сам должен был добывать себе пропитание. В поте морды своей. Ну, любили по-своему, конечно, могли погладить. А могли и поленом. Если нашкодит.
В современной городской жизни для кота никаких задач нет. Нет у меня амбара и крысы не водятся тоже. Кот — в чистом виде каприз, вся жизнь его — искусство для искусства, он — ни для чего. То есть для любви. Любовь ведь вообще рационализации не терпит: за что ты любишь гамбургер, ты можешь, наверное, объяснить, а вот за что ты любишь своего человека — едва ли. Просто. Потому что. Ну, так вышло, так уж получилось. Глагол один, но смыслы за ним совсем разные. То же и с котом.
Любые звери достойны любви. Но вот собака, например, — служит. Собака знает, что человек — хозяин и человеку надо подчиняться. Собака выстраивает иерархию и в иерархию добровольно встраивается. Ну и потом, за собакой какая-никакая прагматика все же мерещится — собака, например, может вас защитить от хулигана.
Кот тоже выстраивает иерархию. Но в его иерархии главный — он. Кот не подчиняется, кот — снисходит до человека. Что, кстати сказать, не мешает ему, если нужно, превращаться в подхалима и попрошайку. Кот слишком уверен в себе и в вашей к нему любви, чтобы задумываться о каких-то там противоречиях.
И ваши с котом отношения превращаются в любовь как таковую. В любовь по преимуществу. Вы ведь тоже все прекрасно понимаете, вы знаете, насколько этот гордец беззащитен и от вас зависим, и эта его вздорная гордость вас веселит. Зато несгибаемая вера кота в то, что ваша любовь ему по определению положена — греет, что ли. Делает мир чуть более теплым.
***
Человек — самое жестокое существо на земле. Один французский моралист еще в XVII веке написал, что вот, мол, невозможно себе представить, чтобы зайцы, собравшись десятитысячной толпой, вышли в чистое поле убивать других зайцев.
Коты — тоже не то, чтобы добряки. Вообще-то это опасные хищники, и, говорят, чуть ли не единственные (помимо, разумеется, людей) существа, которые могут убивать просто ради забавы. Ленивый городской кот, который все свои хищнические инстинкты давно сложил в темную тумбочку, с удовольствием и с интересом разберет на атомы муху или бабочку, неосторожно залетевшую в квартиру. Да и птичку, если птичка ему подвернется под когтистую лапу.
И — здесь, может быть, главная тайна кота, — я не знаю, как оно так выходит, но так оно и выходит: почему-то именно кот, жестокий хищник, лучше всех прочих умеет создавать мир в душе своего человека (который тоже ведь жестокий хищник). Вернемся с того, с чего этот затянувшийся разговор начинался. Вот я чещу пузцо Тихону, довольно-таки тучному, кстати сказать, коту. Тихон сучит лапами и поет свои нехитрые песни.
Все коты, получается, поэты, а хрюкотание их — это стихи. «Вот человек мой пришел, гладит, хорошо, а может, еще и пожрать дадут!» — что-то такое, наверное, очень незамысловатое, но не с того ли и человеческая поэзия начиналась?
Что же внутри у человека случается? Наступает умиротворение — вот, пожалуй, подходящее слово. Не уходят, не забываются вовсе — человек этот хоть и кошатник, но пока не в деменции все же — но отступают страхи его, его мысли о бедах и о проблемах, больших и маленьких, нестрашных и вовсе жутких. Кот жмурится от счастья, обнимает лапами человеческую руку…
Ну, конечно, это минуты или секунды. И, разумеется, кот не делает человека лучше, добрее, умнее. Мало ли, кто их любит. Даже Гитлер, поговаривают, любил («А чего сразу Гитлер-то?»).
Но ведь кот не виноват, что он не сделал человека лучше. Он старался. Ему себя упрекнуть точно не в чем. Он за эти минуты или секунды успел человеку напомнить, что есть мир, есть дом, есть уют, есть простые человеческие радости. Темноты внутри не надо бояться, темноте снаружи не надо помогать.
А что там услышал человек и что понял — это уж к человеку вопросы.
